Одна фотография ее заинтересовала, она поднесла альбом к окну, к свету. На фотографии Кирилл (лет, наверное, пятнадцати-шестнадцати!) сидел в обнимку с другим пареньком его же возраста. Оба улыбались.
Фотография как фотография, только у второго паренька какое-то дебильное выражение лица. И не просто дебильное, а очень знакомое!
Неожиданно Даша ахнула, она вспомнила, откуда она его знает. Это был тот самый кретин в инвалидном кресле, на которого они с Кириллом наткнулись в торговом центре. (Кажется, Костик, так его звали!) Он еще ужасно оживился при виде Кирилла, руки к нему тянул, мычал что-то. А Кирилл, когда она спросила, сказал, что первый раз его видит. Значит, и тут он врал.
Но почему?
Потому что не хотел, чтобы она знала, что их с этим дебилом что-то объединяет, хотел скрыть от нее свое прошлое.
Что ж это за прошлое такое?
Она быстро долистала до конца альбом, дошла до студенческих фотографий, с умилением увидела Кирилла в роли революционного матроса в каком-то спектакле (подписи под фоткой не было, но, значит, все-таки артист, хотя бы тут не врал!), потом в канотье и с тросточкой, затем в камзоле, со шпагой (подпись — 3-й курс, «Дурочка»).
Заканчивался альбом улыбающимся Кириллом, снятым крупным планом, в косоворотке и кепке. За левым ухом (мочка на месте!) красная гвоздика.
Даша не выдержала, улыбнулась. От сердца немножко отлегло, ком в горле уменьшился, глотать можно было уже почти без боли.
Мало ли что она себе напридумывала, все скоро прояснится!
Он не попал в театр, а сказать об этом не решился, было стыдно, вот и пытается, наверное, сейчас куда-то устроиться. Скрывает от нее до поры до времени. Хочет ей потом рассказать, когда все образуется. А пока морочит голову этим своим «Горе от ума». Он ведь не простой человек, артист, понимать надо. У них у всех больное самолюбие, это же общеизвестно.
А что это все-таки за дебил рядом с ним?
Она снова вернулась к той фотографии. Стены вокруг сидящих противного салатного цвета, место явно какое-то казенное.
А что там сзади белеется? Кто-то там вроде бы стоит…
Даша вгляделась повнимательнее, даже глаза заболели.
Но зато поняла — это просто краешек белого халата. Там доктор или санитар. Все стало ясно.
Кирилл с этим дебильным Костиком в больничной палате. Поэтому и стрижка у Кирилла такая короткая, он просто лежал в больнице.
Ну и что из этого следует?
Почему он ни разу об этом не рассказывал?
Почему не признал Костика?
А ничего, может, он болел чем-то таким, о чем говорить вовсе не хочется. Мало ли чем люди болеют.
Даша закрыла альбом, отложила в сторону, с тем чтобы после рассмотреть его более подробно, и приступила к первой папке. Развязала тесемочки, раскрыла; вывалилась куча пожелтевших от времени бумаг.
Она стала спешно перебирать их, бегло просматривая. Сама не знала, что ищет. В руки лезли какие-то письма, квитанции, инструкция по пользованию холодильником, другая инструкция, для DVD-плеера, и прочие дурацкие бумажки.
Вот старая газета — «Вечернее Фрязино».
Зачем, интересно, он ее хранит?
Что тут может быть такого особого в вечерних фрязинских новостях пятнадцатилетней давности?
На первой полосе ничего, сплошная политика и сообщение о пуске нового троллейбуса. Даша торопливо развернула газету (порвала при этом верх страницы!) и тут же впилась глазами в знакомое лицо.
Фотография Кирилла, он еще совсем мальчик, лет одиннадцать-двенадцать. Рядом еще одна, паренек такого же возраста. Третья фотка — мальчик лежит в крови на полу. Тот же самый мальчик.
Статья, к которой относились фотографии, называлась «Драка из-за роли в спектакле детского дома привела к смертельному исходу».
Даша быстро пробежала ее, не сразу поняла, о чем речь. Потом до нее дошло.
Кирилл убил мальчика.
Толкнул его с такой силой, что тот разбил себе голову и скончался на месте. В статье было сказано, что и раньше Кирилл Латынин позволял себе какие-то дикие выходки, что тот факт, что воспитатели закрывали глаза на его поведение, в конце концов привел к трагедии. Автор статьи гневно призывал к осуждению несовершеннолетнего убийцы, к его полной изоляции, пока тот не натворил новых страшных бед.
Даша аккуратно сложила газету, задумчиво взяла в руки новую стопку документов. Свидетельство о присвоении второго мужского разряда по альпинизму, письмо от какого-то бывшего учителя. Открытка из Турции, подписанная: Твой дядя Митя. А вот это уже интересно — справка для предоставления в военкомат о том, что К. В. Латынин состоит на учете в психоневрологическом диспансере.
Ну и что в этом такого особенного?
Ерунда, такая справка ни о чем не говорит. Кирилл сам рассказывал, что многие так от армии отмазывались. Вот и он, наверное, тоже.
А это еще что за бланк?
Письмо главного врача психиатрической больницы № 13 Алексаняна В. Г. ректору театрального училища имени М. Щепкина о том, что студент четвертого курса К. Латынин не сможет принять участие в экзамене по актерскому мастерству в связи с обострением болезни и необходимостью содержания в больничных условиях еще минимум два месяца.
Что ж это за болезнь такая?
И почему это письмо здесь, оно по идее должно быть в училище…
Даша отложила папку. Ком в горле опять сильно вырос, совершенно забил дыхательные пути. Она вдруг почувствовала, что не хочет смотреть дальше, не хочет докапываться, ничего больше не хочет. Зачем только она нашла эту чертову коробочку?