— Здравствуйте, — снова вежливо поздоровалась Даша. — Мне нужен артист Кирилл Латынин.
— Такого артиста у нас нет, — без промедления ответил кадровик.
— Что значит нет? — возмутилась Даша. — Он же у вас работает?
— Нет, не работает, — спокойно ответил мужчина. — И никогда не работал. Как вы говорите, Латынин?
— Да, Латынин, — упавшим голосом подтвердила Даша.
— Подождите секунду.
Она покорно кивнула, хотя кивок этот никто не мог видеть. В горле неожиданно стало очень сухо, там появился какой-то плотный ком, почти такой же, как тогда, в лифте.
— Вот мне тут подсказали, — снова заговорил кадровик. — Он у нас показывался пару месяцев назад. Но его не взяли.
— Как не взяли? — машинально переспросила Даша.
— Очень просто. Он не понравился, и ему было отказано. У вас еще какие-то вопросы?
— Да, есть. Скажите, а у вас сейчас ставят спектакль «Горе от ума»?
— Да, ставят. А в чем дело?
— А кто режиссер?
— Я вам не обязан отчитываться.
— Ну, пожалуйста, скажите.
Голос у Даши дрогнул, и ее собеседник явно это услышал, сжалился:
— Ну, хорошо. «Горе от ума» еще Эльвира Константиновна начинала. А заканчивает наш новый режиссер, Александр Григорьевич Слободской.
— Ну вот видите. Разве Чацкого не Латынин играет?
— Нет, девушка. Роль Чацкого репетирует не Латынин, а наш ведущий артист Николай Беляк, так что вы ошиблись. Латынина, повторяю, в нашем театре никогда не было, у вас неправильная информация. У вас все?
— Да, спасибо, — выдавила из себя Даша.
— В таком случае, всего доброго.
В трубке раздались гудки. Она смотрела на нее с брезгливым ужасом, как будто трубка была чем-то живым и при этом отвратительным.
Тут же, словно подслушав разговор, появилась старушка Шаховская.
— Ну что, милая, — прошамкала она, — дозвонились?
Даша опомнилась, положила гудящую трубку на аппарат:
— Да, спасибо, все в порядке.
— Ну и слава богу, заходите, если что нужно. Не стесняясь, по-соседски.
— Конечно, обязательно. Спасибо вам.
Даша заторопилась к выходу. Ком в горле чуть-чуть увеличился, а кроме того, она вдруг явственно ощутила в квартире трупный запах.
Не было никаких сомнений, что Кирилл прав и труп второй сестры покоился на балконе. Может, кстати, сама же Анастасия Всеволодовна ее и укокошила.
Траванула сестренку, чтобы самой обе пенсии получать!..
Даша выскочила на площадку, задыхаясь, добежала до своей квартиры, плотно захлопнула за собой дверь и только тогда перевела дух.
Попыталась взять себя в руки, осмыслить новую правильную информацию.
Значит, Кирилл в театре «Аванград» никогда не работал.
Но как же так?
Он же ей столько рассказывал про этот театр, про Рогову, про других артистов. Он же их всех знает… Они же вместе были на панихиде…
Но (сейчас она это вспомнила очень четко!) на панихиде он ни с кем не разговаривал, не общался (только, кажется, с Меркуном они кивнули друг другу!), и ушли они тогда из театра очень быстро, он на этом настаивал.
А потом, если он там не работает, то что же он делает?
Куда он уходил вчера, сегодня? Он же все время рассказывает ей про репетиции «Горе от ума», про этого нового режиссера. Дома монологи Чацкого читает…
Ведь после репетиций должна быть премьера, спектакль… Об этом тоже шла речь.
Куда же он собирался ее приглашать, на какую премьеру?
Нет, это просто все какой-то полнейший бред!
Ком в горле медленно, но неуклонно рос. Она побрела на кухню, выпила воды. Стало чуть легче, горло немного прочистилось. Она лихорадочно думала.
Получается, что он все врет. Абсолютно все!
Но этого быть не может, тут просто какое-то дикое недоразумение!..
И кстати, Света в том единственном письме, где она писала про скорую свадьбу, упоминала про этот «Авангард», про то, что Кирилл туда показывался и будет там работать. Правильно, показывался, это и кадровик подтвердил. Но никогда не работал. Значит, он и Свете врал…
А может, он вообще не артист? А кто же он тогда?..
Но ведь должны быть какие-то документы, подтверждающие, чем он раньше занимался, кто он такой. Ведь не бывает, чтобы человек жил без документов.
Даша бросилась обратно к комоду, выдвинутый третий ящик которого по-прежнему бесстыдно торчал наружу. Она брезгливо подняла с пола по-прежнему открытую злополучную коробочку, где лежала ссохшаяся мочка. Захлопнула ее, быстро сунула на место, под белье. Раздраженно, с грохотом, задвинула ящик обратно.
Потом уселась на пол, рванула на себя последний, четвертый ящик. Там лежали две набитые какими-то бумагами картонные папки, фотоальбом в бархатном переплете, старые ученические тетради, школьные дневники. Ничего особого, привлекающего внимания, у нее у самой дома хранился примерно такой же ностальгический набор.
Она взяла в руки альбом, стала быстро перелистывать толстые картонные страницы, усыпанные фотографиями. Вот он, Кирилл, — совсем маленький, хорошенький, светленький, с большими серьезными глазами.
Взрослых в альбоме не было, одни дети, но это ее не удивило, она знала, что он воспитывался в детдоме, родителей своих не помнил, так как мать померла очень рано, а отец сгинул еще до его рождения.
Хороший альбом, подробный. Видно, как меняется его окружение, одноклассники.
И сам Кирилл, по мере перелистывания альбома, взрослеет, вот ему уже семь лет, вот — десять, вот он уже настоящий подросток-тинейджер, уже видна складка у губ, которую она так любит…