«Цирк приехал! Шапито, стало быть, будут налаживать!» — обрадовался он.
Цирк Никита любил — и давно знал, что иногда в отдаленных городских районах летом раскидывают шапито. Правда, в Бирюлево на его памяти цирк еще ни разу не приезжал.
Однако Никита Бабахин снова не угадал. Обнаружил же он свою ошибку следующим образом.
Не успел Никита подойти поближе к синим фургонам, как невесть откуда возникла и шагнула ему навстречу молодая цыганка, одетая в полном соответствии с положенным ее народу костюмом. А именно были на ней стоптанные сапоги, цветные юбки, растянутая шерстяная кофта неопределенного оттенка. Довершала сей наряд небрежно наброшенная на плечи вишневая шаль.
— Давай, дорогой, погадаю, — вкрадчивым голосом обратилась к нему цыганка. — Всю правду тебе расскажу, не пожалеешь.
При этом она пристально разглядывала Никиту своими черными цыганскими глазами.
Никите подобное неожиданное предложение, равно как и внимательное рассматривание его личности незнакомой цыганкой, крайне не понравилось. Не то чтобы он всерьез боялся цыганок, но как-то с детства сторонился их, избегал прямых контактов, интуитивно чувствовал опасность, исходившую от этих необычных, ярко одетых, шумных женщин.
— Не, не надо, — стесняясь, буркнул Никита и сделал шаг в сторону, чтобы обойти нежелательную особу.
Но цыганка тут же проворно заступила ему дорогу. Никита разглядел, что она не так уж и молода, как ему поначалу показалось, отчего чувство неловкости только усилилось.
— Зря отказываешься, дорогой, — искренне посетовала цыганка. — Я вон по глазам вижу: ждет тебя вскоре неожиданная встреча, она тебя и осчастливит, и погубит. Хочешь, подробно расскажу, как тебе погибели избежать? Позолоти ручку, не скупись, себя же обезопасишь.
Никита упрямо покачал головой. Ни про какую гипотетическую погибель он слушать всякие сомнительные советы не желал.
— Не, не надо! — снова повторил он. И, сделав над собой усилие, твердо произнес: — Я не хочу!
— Что ж, дело твое, — насмешливо процедила цыганка, не двигаясь при этом с места. — Не хочешь — как хочешь. Тебе жить. Вспомнишь меня еще, только поздно будет.
— Это что там, цирк приехал? — спросил Никита. — Шапито, что ли, ставят?
Он, собственно, и так видел, что цирк, а спросил, просто чтобы уйти от неприятного разговора.
Тут-то и выяснилось, что он опять попал впросак.
— Ага, как же, цирк! — с откровенной издевкой ответила гадалка. — Видишь, сплошные клоуны вокруг бегают…
Никита на это ничего не сказал, только несколько обиженно потянул носом.
— Размечтался! — криво усмехнувшись, продолжала тем временем цыганка. И совершенно уже оскорбительным тоном, каким разговаривают с несмышлеными младенцами, добавила: — Зверинец это.
— Что за зверинец такой? — поразился Никита, никогда доселе ни про какие разъезжающие по городу зверинцы не слыхавший.
— Самый обыкновенный! — все столь же язвительно заметила его малоприятная собеседница. — Со зверями! — И пробурчала что-то еще невразумительное и явно крайне недоброжелательное в его, Никитин, адрес.
Никита, впрочем, и не вслушивался, переваривал новую, неожиданную информацию.
— Надо же! — продолжал удивляться он.
Он хотел было задать довольно много вопросов, откуда, скажем, взялся этот зверинец, надолго ли он оккупировал пустырь, каких зверей там будут показывать и когда начнут пускать народ, но насмешливой цыганки уже и след простыл. Она исчезла столь же внезапно, сколь и появилась.
Никита с облегчением вздохнул и ускорил шаг по направлению к диковинному зоосаду.
— Это чего, зверинец? — на всякий случай уточнил он у поглядывающего на суету вокруг фургонов пацана.
— Ну, — со знанием дела ответил тот, даже не посмотрев при этом на Никиту.
— А когда откроется, не знаешь? — как бы между прочим поинтересовался Никита.
Ему отчего-то совсем не хотелось выказывать чрезмерный интерес к столь внезапно появившемуся на пустыре зверинцу. Ведь еще вчера тут и признаков его не было — Никита это точно знал: он здесь как раз накануне проходил.
— А вечером, — неохотно сказал пацан. — Часов в шесть или в семь.
— А какие там звери? — продолжал расспрашивать Никита.
— Разные! — недружелюбно отрезал всезнающий пацан, давая понять, что беседа на этом заканчивается.
Но Никита и не думал прекращать такой важный разговор.
— Например? — настойчиво полюбопытствовал он.
— Осел, например, — явно не без намека процедил его нелюбезный собеседник.
— А еще? — не отставал Никита.
— А еще лошадь, — раздраженно процедил паренек. — В смысле пони. Потом коза.
— Одни парнокопытные, что ли? — въедливо расспрашивал Никита. — Только скот?
— Почему ж только скот? — возмутился хорошо осведомленный пацан. — Там и хищники есть. Ну, там лиса, волк, медведь.
— Неужели медведь?! — искренне восхитился Никита.
При этом сердце его отчего-то учащенно забилось. Можно было подумать, что он всю жизнь только и ждал, чтобы к ним в Бирюлево приехал медведь.
— А какой? Бурый?
— Не белый же! — резонно заметил паренек. — Откуда здесь белому-то взяться? У нас тут льдов нету.
При этом он в первый раз за весь разговор повернул голову и оценивающе покосился на Никиту.
Осмотр явно не удовлетворил его. Он неодобрительно покачал головой, потом глубоко вздохнул, давая понять, что с кем только ни приходится иметь дело, и снова уставился на обустраивающийся зверинец.